«Земля ушла у бабушки из-под ног, когда она увидела деда... живым!»

На фото: Таисия Николаевна, история прислана внучкой Анастасией Пироговой

Здравствуйте! Хочу рассказать романтическую историю моей бабули - Таисии Николаевны. Она родилась в 1922 году, а значит, когда началась война, ей не было еще и 19 лет. Бабушка училась в Автодорожном техникуме г. Омска и там познакомилась с моим дедушкой. Когда началась война, дед ушел на фронт. Бабуля, пообещав его ждать, осталась в Омске (Омск был тыловым городом). Но спустя какое-то время она и две ее подруги решили пойти добровольцами на фронт. Много историй мне рассказывала про войну: и страшных, и даже курьезных. Но я хочу рассказать не об этом.

В 1943 году бабуля узнает, что на моего деда пришла похоронка. Через некоторое время на войне она встречает офицера – они женятся. Прошли вместе до конца войны. И вот День Победы - 9 мая 1946 год. Красная площадь. Настроение у всех людей эйфорическое. И тут она случайно встречает свою первую любовь - моего деда! Он жив! А похоронка была ошибкой...

Бабуля вспоминала, что у нее земля из-под ног ушла, когда она его увидела. Дед, узнав о новых обстоятельствах (она же замужем за другим!), решает поговорить с супругом бабули. Не знаю, о чем уж они говорили, но, видимо, два офицера, прошедшие войну, смогли найти общий язык. В общем, бабуля развелась и вышла замуж за дедулю. Через год у них родилась моя тетя, а еще через год - моя мама. Вот такая непридуманная история! А ведь они могли никогда не встретиться, просто не заметить друг друга в толпе...

Мне бабуля про деда так говорила: «Я своего Алексея больше жизни всегда любила. Даже больше детей, хотя так и нельзя говорить». К сожалению, дедушка уже умер. А вот моей красавице в этом году будет 90 лет. И вы знаете, она для меня идеал настоящей ЖЕНЩИНЫ! Несмотря на возраст и почти полное отсутствие зрения, она за собой следит, любит красиво одеваться, у нее есть любимый парикмахер, который делает ей кудряшки. А еще она очень живая! Интересная! Да все мои друзья от нее без ума. А я ее очень люблю. Очень.


«Несколько раз бабушку выводили во двор и имитировали расстрел...»

На фото: Смирновы Алексей Иванович и Мария Степановна, 1939г., история прислана Марией Смирновой из Минска, внучкой

Когда началась война, моей бабушке, Смирновой Марии, был 21 год. Ее муж Алексей, мой дедушка, служил политруком в военной части в Западной Белоруссии под Белостоком, фактически на самой границе с фашистской Германией. Вместе с офицерами в военном гарнизоне жили и их семьи. Бабушка вспоминает, что ночью 22 июня 1941 года все проснулись от страшного грохота. Кругом слышались взрывы и гул самолетов. Они не сразу поняли, что произошло. Дедушка быстро собрался и умчался по тревоге. Бабушка только успела одеться и выскочить на улицу с сыном, которому было 2,5 года. Там стало ясно, что началась война.

Бабушка поняла, что ей надо пробираться в Минск, где жили ее родители. Жены офицеров собрались в группу и побежали, схватив на руки детей. Пешком им нужно было преодолеть более 300 км. Следует добавить, что моя бабушка была на 9-м месяце беременности, при этом ей нужно было нести на руках старшего сына. Это испытание бабушка считала одним из самых тяжелых в своей жизни. Немцы постоянно бомбили дорогу, женщины были обессилены и истощены. Дети плакали от голода и усталости. Бабушка вспоминает одну молодую женщину, которая несла на руках двоих детей – 3-х летнюю девочку и 2-х месячного мальчика, которого она называла Сашенька. Девушка была обессилена, мальчик все время плакал от голода, а накормить его она не могла. Проходя мимо водоема, бабушка вместе с этой девушкой ладонями наливали ему воды в рот. «Я оставлю Сашеньку, я больше не могу!» - время от времени повторяла девушка, но никто не мог ей помочь, у всех на руках были свои дети. После какого-то привала девушка отстала от группы женщин. Потом бабушка увидела, что она догоняет их, а на руках у нее только девочка. «Где Сашенька?» - спросила бабушка. Девушка ничего не ответила. Тут их нагнала группа отступающих красноармейцев. «Женщины, чей ребенок плачет в лесу? Чей ребенок?» - спрашивали они. Все молчали, а мать мальчика зашлась в рыданиях…

Бабушке посчастливилось за несколько недель дойти до Минска к своим родным. Дома трое взрослых людей долго не могли отцепить от ее шеи двухлетнего сына. Он настолько был перепуган бомбежками, что мертвой хваткой держался за шею бабушки. Через неделю она родила дочку. Девочка родилась с синяками – это были следы постоянных бабушкиных падений во время бегства.

Через некоторое время в оккупированном Минске возникло мощное подпольное движение. Моя бабушка тоже была в рядах подпольщиков. Она передавала необходимые сведения партизанской связной, принимала участие в организации побегов военнопленных из лагерей в Минске, доставала необходимые документы, долго прятала в подвале своего дома двух еврейских девушек. В январе 44-го года начались массовые аресты среди подпольщиков. Утром 7 января к бабушке зашел ее дядя и успел предупредить об арестах. Она едва успела закинуть бланки документов в растопленную печь и спрятать в тайник патроны, как во двор заехали полицаи. Обыск результатов не дал, но бабушку и ее дядю арестовали. А потом были допросы, пытки, побои и унижения в гестапо. На все вопросы бабушка отвечала только: «Не знаю». Она почему-то часто вспоминала переводчика, который подбадривал ее во время допросов и шептал, чтобы она так и продолжала держаться. Переводчик убеждал немцев в том, что эта молодая женщина, у которой двое маленьких детей, никак не может быть связана с партизанами. Несколько раз ее выводили во двор и имитировали расстрел. Потом забрали всю одежду и кинули в камеру. Она помнит, что в стене было небольшое окошко без стекла, и через него в камеру падал снег. Там не было нар, она простояла всю ночь на ногах. Рассказывала, что состояние было такое, что, несмотря на холод, ей казалось, что ей жарко. Через какое-то время ее отпустили. Бабушка так и не узнала, что ее спасло… Может быть, повезло в том, что за неделю до ареста она устроилась уборщицей в немецкую автомастерскую, и хромой немец-начальник дал ей хорошую характеристику. А дядя бабушки из гестапо так и не вышел…

В июле 44-го Минск был освобожден от фашистов. Соседей бабушки – еврейскую семью Турецких – убили немцы, а их сын Миша на момент начала войны был в пионерлагере. Лагерь эвакуировали, и Миша остался жив. Когда Миша вернулся в Минск, бабушка взяла его в свою семью. Вскоре она узнала о гибели своего брата, 18-летнего красавца Ванечки. Он погиб в танке в самом начале войны. А ее старший брат дошел до Берлина и вернулся с наградами домой. В конце 45 года вернулся домой ее муж, мой дедушка. В июле 41 он попал в плен и провел четыре года в концлагерях в Германии. Какие испытания довелось ему пройти, я практически не знаю. О войне он не любил рассказывать. Об этом можно судить только по фотографиям. До войны он был молодым красивым парнем, а на послевоенных фотографиях выглядел, как седой старик.

Я часто думаю о том, какое же это было счастье – остаться в живых им обоим… Наверняка из числа сослуживцев дедушки из того приграничного военного гарнизона, где они жили до войны, таких семей, где все остались целы, были считанные единицы.

Через 8 лет после окончания войны, осенью 53-го, у моих бабушки и дедушки родился третий ребенок – мой отец.

Мои бабушка и дедушка были признаны ветеранами войны, за подпольную деятельность бабушка была награждена орденом Отечественной войны и медалями.


«Это была любовь длиною в жизнь. У бабушки даже не осталось его фотографии, зато осталась дочь»

На фото: Мария Юрьевна Северцева​​ и Ханс Йоахим фон Марсель, история прислана Софьей Голубицкой, внучкой

20. 04.12 сердце великой женщины остановилось. Она пережила свою любовь на целых 70 лет.

Незадолго до войны
Мария Юрьевна Северцева (моя бабушка) родилась 15.07. 1920 в Москве, в семье врачей. В 1937 Маша окончила школу и поступила в школу-студию МХАТ. В феврале 1938 года в СССР с дипломатическим визитом приехал Риббентроп. Его сопровождала золотая немецкая молодежь. Это были очень богатые молодые люди - дети высших чинов СС, Вермахта, Люфтваффе. Они носили только дорогую одежду и благоухали духами, которые в Москве было не купить. Маша и Ханс Йоахим фон Марсель познакомились именно зимой 1938 года в Большом театре. Она была застенчивой, но очень красивой переводчицей, а он обаятельным парнем с неиссякаемым запасом шуток.

Из воспоминаний Юрия Матвеевича - отца Маши, моего прадеда:
«Мы называли его просто Йоханом. Он был очень импозантным, когда мы выходили на улицу все на него смотрели. Тогда мы еще не знали, что такое фашизм, никто и не подозревал, что гигантская военная машина Рейха уже пришла в движение. У нас и не было таких мыслей. Мы искренне полюбили этого паренька, который так увлекательно рассказывал о Германии. И я, и Катя видели, как он смотрел на Машу. Это была любовь с первого взгляда. Эти две недели были самыми счастливыми в ее жизни. Если бы мы только могли знать, чем все это кончится».

Йохан познакомил Машу со своей сестрой Ингенборг. Девушки сразу же подружились. Влюбленные вдвоем гуляли по снежной Москве. Йохан ухаживал красиво — подарил Маше черные замшевые туфли на умопомрачительной шпильке, флакончик духов Chanel №5, приносил цветы — и Маше, и ее маме (Маша так и хранила их в виде гербария 70 лет). Перед отъездом Йохан представил девушку своим друзьям, а вечером надел ей на шею золотое рубиновое ожерелье с монограммой MJ - Мария и Йохен (украшение сохранилось, Маша была похоронена вместе с ним). А на следующий день он уехал, никому ничего не сказав и ни с кем не простившись. Спустя девять месяцев у Маши родилась дочь Инна, названная в честь Ингенборг. Моя мама. Те времена были очень тяжелыми. Маша ходила бледная и потерянная, но даже после рождения дочери она продолжала учиться. На 1938 год пришелся пик сталинских репрессий. В марте в дом Северцевых неожиданно пришли люди из НКВД. В квартире провели обыск. Ничего не нашли, но все равно обвинили в связи с заграницей, забрали Екатерину Андреевну (мать Маши, мою прабабушку). На следующий день ее расстреляли. В 1939 Германия объявила войну Польше. Машу завербовали, и она получила секретное имя - Марианна. В мае 1940 ее отправили в Польшу, в Варшаву.

Из воспоминаний Марии Юрьевны, моей бабушки:
«Мне тогда было восемнадцать лет. Я до сих пор помню, какой ужас меня охватил, когда я с поддельными документами ехала в поезде. Когда офицер СС зашел в мое купе проверить документы, я не могла сказать ни слова, но потом я поняла, что так могу завалить все дело... Еще тогда, в 1939 я поняла, что война с Россией неизбежна. В этом я убедилась, когда шла мимо Варшавского гетто. Нацисты - страшные люди, для них не существует ни морали, ни материнской любви, ни человеческой дружбы...». В Варшаве Маша встретилась с Ингенборг и узнала, что та работает на Польское Сопротивление.

Франция капитулировала. Вскоре капитулировала и Бельгия. Маша срочно была отозвана в Москву. Ингеборг перешла на сторону русских.

«Ингеборг была очень красивой и храброй женщиной. Ее можно с уверенностью было назвать Женщиной с большой буквы. Она по-настоящему знала искусство военной разведки. И даже когда после приезда из Варшавы мы ехали в штаб квартиру НКВД на Лубянку, она держалась с достоинством королевы. Она могла убеждать и ей верили. Мы с ней пару раз говорили о Йохане и я поняла, что это был уже не тот Йохан, которого мы знали. Геббельсовская пропаганда сделала свое дело, и Йохан стал национал-социалистом, а это значит, что он теоретически перешел границу, отделяющую человека от зверя. Я старалась делать вид, что мне все равно, но Ингеборг обладала просто звериной интуицией и вскоре догадалась, что у нее есть племянница, названная, кстати, в ее честь. Но я взяла с Ингеборг клятву не говорить, от кого у меня этот ребенок, и она сдержала слово, потому что до самой смерти горячо любила Йохана и меня. В число ее талантов никогда не входила тактичность, благодаря этому я узнала, что Йохан спит с кем попало, чаще всего это восходящие звезды немецкого кинематографа».

А завтра была война...
Маша встретила начало войны в Мурманске. Вечером 22 июня ее сразу же вызвали в Москву для получения нового задания.

Из воспоминаний Марии Юрьевны, моей бабушки:
«Я летела в Англию со смешанными чувством. Со одной стороны мне было стыдно, что я покидаю свою страну в самые тяжелые для нее первые дни войны, с другой стороны я была рада, что не увижу этого ужаса. Лондон был весь в руинах. Его бомбили беспрерывно. Я там нашла нужных людей, и никто ни в чем меня не подозревал, но люди открыто поддерживали нацистов. Я этого не понимала и от этого до сих пор недолюбливаю англичан. Моей основной задачей было разоблачение двойных агентов и сбор информации о военных действиях между Италией и Британией в Северной Африке. Я думала, что после сбора этой информации меня вернут в Москву, но мне пришлось заниматься шпионажом в Англии всю зиму, вплоть до февраля 1942. Это была самая страшная зима в моей жизни»

Юрия Матвеевича на фронт не взяли, так как у него был очаговый туберкулез, да и к тому же внучку (мою маму) было не с кем оставить. Хотели эвакуироваться еще летом, но как назло заболели корью. Пришлось остаться. Авиация постоянно бомбила, артиллерия обстреливала, люди умирали, как мухи. Особенно тревожными выдались ноябрь и декабрь 41-го.

Из воспоминаний Юрия Матвеевича - отца Маши, моего прадеда:
«Через каждые полчаса мы бежали в бомбоубежище, еды не хватало, но мы жили все-таки лучше, чем в Ленинграде. Инна весила в свои три года 16 кг, в сад она не ходила - была слишком слаба - и я каждый день пешком ходил туда за ее скудным пайком. В декабре Инна уже не вставала с постели. 24 декабря 1941 года мы нашли около дверей коробку. Обыкновенную картонную коробку. Я, конечно, очень удивился. Открыли и нашли там прекрасные детские пуанты, пузырьки рыбьего жира, редьку, сухофрукты и самое главное - медведку (это такая трава, которая помогает при истощении)! К посылке прилагалась записка, написанная молоком: «Канун Рождества, 24.12.41. Внучке Инге с любовью от дедушки. З. Марсель.» Я хорошо знал немецкий, но сначала не поверил своим глазам. Это отец Йохана. И он поздравлял свою внучку с католическим Рождеством. Это было так странно, ведь Йохан мне рассказывал, что его отец - генерал-майор СС, Зигфрид Марсель. Ингенборг в это время была в Москве и вечером забежала к нам поздравить с Рождеством. Когда я рассказал ей обо всем, она заплакала и сказала, что ее отец отрекся от сына, когда узнал, что тот вступил в НДСАП, и тогда она рассказала ему, что у Йохана в России осталась дочь, о существовании которой он даже не знал. Отец решил не говорить сыну об Инночке, так как думал, что Йохан сам в сущности ребенок, которому едва исполнился 21 год. Но НДСАП он ему простить не смог и выгнал Йохана из дома в апреле 1941 г. С тех пор Ингеборг о Йохане ничего не слышала вплоть до марта 1942 г. Правду говорят, что даже у камня есть сердце. И я в этом убедился».

А в Англии тем временем Маша разоблачила трех двойных агентов за один месяц (февраль) и начала готовиться к отъезду в Россию. Но все пошло совершенно не так, как она планировала. «Я очень сильно рассчитывала, что меня все-так вернут в СССР к весне, но если ты чего-то очень хочешь, то как правило этого не получаешь. Я пребывала в состоянии какой-то заторможенности. Из этого состояния меня вывел международный скандал, о котором я узнала из Times: «Роман столетия, или как Лоуренс Оливье остался не у дел. Вивьен Ли и Ханс Йоахим Марсель». Это было для меня шоком, так как Вивьен Ли у меня всегда ассоциировалась с «Унесенными ветром», соответственно со Скарлетт и с ее всепоглощающей наглостью и характером разлучницы. Спустя два дня об этой истории уже гудела вся Британия и весь Голливуд».

Марсель стал национальным героем, его боготворила вся Германия, о нем трубила нацистская пропаганда. В марте 1942 его вызвали в Берлин и вручили Железный Крест с дубовыми листьями. Там же его вызвал на ковер рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер и потребовал, чтобы он разорвал все свои связи с актрисой Вивьен Ли. В Германии была организована настоящая травля, «Унесенные ветром» были запрещены, остальные ее фильмы были объявлены преступными. Марсель, видимо, действительно любивший Вивьен, был готов отказаться от своей блестящей карьеры и улететь вместе с ней в Японию в качестве немецкого атташе. Командование назвало это ребячеством и не вняло его просьбе.

В мае 1942 Машу отправили в Германию. Она пробыла там меньше месяца и в итоге оказалась в Северной Африке. Всю дорогу в самолете она утешала себя, что Африка большая, и они никак, ну просто никак не смогут встретится. Но именно это и произошло — самолет, в котором летела Маша, был сбит, она оказалась в плену...

Из воспоминаний Марии Юрьевны, моей бабушки:
«Ночью я последний раз увидела Йохана. Он предложил бежать вместе и начал целовать меня. Я отказалась, ведь я очень сильно любила его. Но бежать с ним не могла. Только тогда я поняла, какая между нами лежит бездна. Я проплакала всю ночь. Больше нам уже не довелось встретиться. Спустя два дня мне удалось бежать. Я добралась до Франции и до декабря 1944 вместе с Инге занималась там шпионажем. Потом нас схватило гестапо и отправило в лагерь Равенсбрюк. В этом лагере я пробыла меньше месяца - приближались Советские войска, началась срочная эвакуация. Меня отправили в Освенцим, а Инге... Инге была сожжена в крематории, так и не дожив до Великой Победы.

Я узнала, что мой Йохан погиб в сентябре 1942 г. в африканском небе в возрасте 22-х лет. Я никогда его не забывала. После войны трудно было, голодно, да и отца с Инной надо было забирать из разоренной, сожженной карателями деревни. Казалось бы, все прошло, пора забыть. Теперь – новая жизнь. Но я берегла туфли, подаренные Йоханом, и никогда не надевала их. Боялась – вдруг кто-нибудь увидит. Только дома, оставшись одна, я занавешивала окно, плотно запирала дверь и осторожно ходила в туфлях по пальто, которым застилала дощатый пол – чтобы соседи не слышали, как я стучу каблуками. Вторым сокровищем моим был хрустальный флакон из-под духов «Шанель». Я клала флакон под подушку всякий раз, как ложилась спать. Сразу после освобождения я старалась не вспоминать о Йохане. Но моя любовь к Йохану никуда не делась, она осталась со мной. Отец говорил мне, что я должна забыть его. И жить дальше. Но я никогда его не забуду, он перевернул всю мою жизнь».
Источник