Риэлтор Пузиков ехал на своем "Опеле" по своим риэлторским делам, и почти уже приехал, когда внезапно оказался жертвой странного катаклизма: все вокруг разом померкло, а когда через несколько мгновений опять стало светло, то вместо питерской улицы "Опель" с Пузиковым внутри оказался посреди чистого поля. Несчастная машина сразу начала трястись и подскаивать на колдобинах: проселочная дорога напоминала полосу препятствий. Пузиков остановил машину и вышел оглядеться.

Единственным признаком цивилизации, не считая ухабистой дороги, была догоравшая вдалеке деревня. На Пузикова накатило какое–то неясное, но страшное предчувствие.

— Ну, здорово! — раздался из–за спины насмешливый голос, — А мы уж заждались.

Пузиков обернулся. В паре шагов от него стояли трое парней в старомодной военной форме цвета выгоревшей травы. В руках у них были длинные винтовки со штыками. Откуда эта троица вдруг взялась посреди поля было решительно непонятно.

— Вы кто такие? — пискнул перепуганный Пузиков.
— Мы–то? А что, не видишь? Мы деды!
— Какие деды?
— Которые воевали.

"Дедам" было самое большее лет по тридцать, но Пузиков им отчего–то поверил. На реконструкторов они совсем не походили.

На, держи! — рослый солдат протянул Пузикову винтовку. Безоружным он, впрочем, не остался: вторая винтовка висела на ремне у него за спиной.
— Зачем? — пробормотал Пузиков.
— А что, я должен за тебя твоё ружье таскать? Нам ещё два клиометра до позиции топать!
— Какой позиции?
— В во–он там, на севере. Немца ждем. Скоро попрет танками с мотопехотой. Надо, понимаешь, сдохнуть, но фашистов остановить.
— Да я–то тут причем?!

Солдаты дружно рассмеялись. Потом один из них ткнул пальцем в картинку на пузиковском автомобиле. Картинка была патриотического, но не вполне приличного содержания: два схематических человечка, каких рисуют на дорожных знаках, совокуплялись друг с другом. В доминирующей роли был человечек с серпом и молотом вместо головы, под ним страдал бедняга с головой–свастикой. Внизу имелась надпись: "1941–1945. Можем повторить".

— Сам написал, что можешь все повторить с сорок первого по сорок пятый... — объяснил солдат, — Ну вот и повторяй. Сперва блицкриг остановишь, потом будешь в Сталинграде воевать, на Курской дуге постоишь, Ленинград деблокируешь, а там уж освободишь Европу и Берлин возьмешь. Ну и на сладкое к самураям сгоняешь, пусть Курилы вернут. Это если доживешь, конечно. А пока что бери винтовку и топай к окопам!

Пузиков вспотел. Заказывая картинку, он никак не собирался включать в грозное "мы" свое неповторимое "я".

— Да я стрелять не умею!
— Ладно тебе шутить! Ты же георгиевский кавалер, — при этих словах солдат показал на полсатую ленточку, приколотую к пузиковскому пиджаку, — Все георгиевские кавалеры умеют стрелять.
— Да это я так... Ну, типа, что помню... Это ж просто украшение!
— Ну, не скромничай. Тебе "Георгия" дали за захват немецкого автомобиля.



Действительно, прямо под опелевским шильдиком с молнией в круге Пузиков прилепил ещё одну надпись: "трофейная".

Несчастный риэлтор взвыл. Стало ясно, что его сейчас действительно заставят воевать. Самый младший солдат из троицы, до сих пор молчавший, вдруг обратился к своим товарищам:

— Ребят, ну что мы, звери что ли? Может, пусть в тылу поработает? Постоит у станка четыре годика и хватит с него. Ты на токарно–винторезном умеешь?
— Я... нет. Я риэлтор...
— Риэлтор? Да уж, лучше тебе фрицам в плен не попадаться. Они ваших сразу к стенке. Ну ладно, хватит разговоры разговаривать. Бери ружье да потопали.

Пузиков обреченно поплелся к месту будущей битвы. По дороге им во множестве попадались различные иностранные машины с грозными патриотическими наклейками. Их владельцев вооруженные деды гнали на фронт.

— Да что вы меня в пехоту тащите?! — возмущался один из автомобилистов, — Я в армии на самоходке служил. Дайте мне самоходку!

— Звиняй, но в сорок первом у нас с самоходками туго. Если доживешь до сторок третьего, дадим "Зверобоя", будешь "Тигров" бить. Или вон попроси у трофейщика, пусть он тебе у фрицев "армштурм" захватит.

Через час Пузиков стал героем.



Источник

Фото